Минуло около получаса со времени его возвращения, когда собранный сон небольшого белого дома, едва зыблившийся антикомариным крепом да ползучим цветком, был внезапно — нет, не нарушен, а разъят, расколот, взорван звуками, оставшимися незабвенными для слышавших, дорогая моя, эти звуки, эти ужасные звуки. То были не свиные вопли неженки, торопливыми злодеями убиваемого в канаве, и не рёв раненого солдата, которого озверелый хирург кое-как освобождает от гигантской ноги, они были хуже, о, хуже... и если уж сравнивать, говорил потом м-сье Paon, hôtelier, то, пожалуй, они скорее всего напоминали захлебывающиеся, почти ликующие крики бесконечно тяжело рожающей женщины, но женщины с мужским голосом и с великаном во чреве. Трудно было разобрать, какая главенствовала нота среди этой бури, разрывавшей человеческую гортань – боль, или страх, или труба безумия, или же, и последнее вернее всего, выражение чувства неведомого, и оно-то наделяло вой, вырывавшийся из комнаты Фальтера, чем-то, что возбуждало в слушателях паническое желание немедленно это прервать. Молодожёны в ближайшей постели остановились, параллельно скосив глаза и затаив дыхание, голландец, живший внизу, выкатился в сад, где уже находились экономка и восемнадцать белевшихся горничных (всего две, размноженные перебежками). Хозяин, сохранивший, по его словам, полное присутствие духа, кинулся наверх и удостоверился, что дверь, за которой продолжался ураган криков, столь мощный, что против него было трудно идти, снутри заперта и не открывается ни на стук, ни на слово. Орущий Фальтер (поскольку можно было догадываться, что орёт именно он,– его отворенное окно было темно, а невыносимые звуки, исходившие оттуда, не носили печати чьей-либо личности), распространился далеко за пределы дома, и в окрестной черноте набирались соседи, у одного негодяя было пять карт в руке, все козыри. Теперь уже совсем нельзя было постигнуть, как могли чьи бы то ни было связки выдержать... по одним сведениям, Фальтер кричал около четверти часа, по другим, пожалуй более достоверным, минут пять подряд. Вдруг (покамест хозяин решал вопрос, взломать ли общими усилиями дверь, приставить ли лестницу извне, или вызвать полицию), крики, достигнув последнего предела муки, ужаса, изумления и того, что никак нельзя было определить, превратились в какое-то месиво стонов и оборвались. Настала такая тишина, что в первую минуту присутствующие переговаривались шепотом.
На всякий случай хозяин опять постучал в дверь, из-за неё донеслись вздохи, неверные шаги, потом стало слышно, как кто-то теребит замок, словно не умея отпереть. Слабый, мягкий кулак зашмякал изнутри. Тогда хозяин сделал то, что, собственно говоря, мог бы сделать гораздо раньше: нашёл другой подходящий ключ и отпер.
– Света бы, – тихо сказал Фальтер в темноте. Мельком подумав, что он во время припадка разбил лампу, хозяин машинально проверил выключатель... но послушно отверзся свет, и Фальтер, мигая, с болезненным удивлением перебежал глазами от руки, давшей свет, к налившейся стеклянной груше, точно впервые видел, как это делается.
Странная, противная перемена произошла во всей его внешности: казалось, из него вынули костяк. Потное и теперь как бы обрюзгшее лицо с отвисшей губой и розовыми глазами выражало не только тупую усталость, но ещё облегчение, животное облегчение после чудовищных родов. По пояс обнажённый, в одних пижамных штанах, он стоял, опустив лицо, и тёр ладонью одной руки тыльную сторону другой. На естественные вопросы хозяина и жильцов он ничего не ответил, только надул щёки, отстранил подошедших и, выйдя из комнаты, стал обильно мочиться прямо на ступени лестницы. Затем лег на постель и заснул.
Про что это? Почему он кричал? Какую фразу он кричал? Я знаю два ответа. Первый - таков:
- Ай да Пушкин, ай да сукин сын!
Это не шутка. Пушкин описывает состояние трансцендентной хоххи, в которой он уничтожил своего Врага.
Письмо А.С. Пушкина П.Вяземскому 7 ноября 1825 из Михайловского в Москву - это очень глубокий документ. Там каждое слово на месте. Это заклинание великого мага.
https://rvb.ru/pushkin/01text/10letters/1815_30/01text/1825/1355_172.htm
Стишок кажется скабрёзным и забавным, но это кажущаяся забавность. Это крик отчаяния.
В глуши, измучась жизнью постной,
Изнемогая животом,
Я не парю — сижу орлом
И болен праздностью поносной.
Бумаги берегу запас,
Натугу вдохновенья чуждый,
Хожу я редко на Парнас,
И только за большою нуждой.
Но твой затейливый навоз
Приятно мне щекотит нос:
Хвостова он напоминает,
Отца зубастых голубей,
И дух мой снова позывает
Ко испражненью прежних дней.
Навозом называли не только дефекат, но и нечто привезённое, навезённое. Письмо Вяземского - привезли, и вдобавок привезли вино и закусь. Пушкин сидел полуголый и пил вино. В деревенском доме мочатся прямо с порога, на ступени крыльца. Особенно если идёт дождь. Ноябрь был дождливым. Особенно если человек болен. Пушкин был тяжело болен.
На самом деле 25-летний парень умирал. У него был тиф. Смертельное заболевание, но бывает в лёгкой форме - зависит от сопротивляемости организма и серовара Salmonella enterica Typhi. Пушкин мечтал, что его спасут вино, стихи, помилование. Что угодно. Но ничего не было. Только нужник. И дубильный отвар. Пушкин не умер той зимой - это было не чудо, а витаукт молодого организма со сверхмощным когнитомом.
https://en.wikipedia.org/wiki/Typhoid_fever
Умирающий человек может впасть в депрессию, а может - в гиперманиакальное исступление. Тиф превратил Пушкина в Пифию. Он стал ясновидеть историю и нравы придворного, царского прошлого. Он включил магию и нацелил её на монарха. "Борис Годунов" - это заклятье. Это проклятье.
Чудо было в другом. Он убил Александра Первого.
Пушкин написал так: "Жуковский говорит, что царь меня простит за трагедию — навряд, мой милый."
За этим мягким тоном скрывается отчаяние гения, которого заживо похоронили.
Это письмо написано не светским языком, но всё-же почищено. До этого Пушкин писал проклятья, бешеные, яростные, бранные, рифмованные, бредовые черновики. Эти бумаги он подвергал алхимическому, хтоническому преобразованию: кидал в печку и в выгребную яму. Они попадали прямиком в Преисподнюю. Дьявол читал и дивился.
"Я из Пскова написал тебе было уморительное письмо — да сжег." - Это письмо было буквально УМОРИТЕЛЬНЫМ. Оно нацеливалось УМОРИТЬ Врага.
Пушкин написал в чистовике грубо, но очень чисто: "Трагедия моя кончена; я перечел ее вслух, один, и бил в ладоши и кричал, ай да Пушкин, ай да сукин сын!"
Это заклятье. "ТРАГЕДИЯ МОЯ КОНЧЕНА" - это не про поэму "Борис Годунов", а про его личную жизненную трагедию: ссылку, отрыв от Тайного Общества, от духовной жизни в столице. Проблемой Пушкина были 1) кризис репутации, 2) нищета, 3) плохое здоровье. Всё это он жадно жаждал исправить в Петербурге. Но путь туда был закрыт.
В тот момент, когда он писал Вяземскому беловик письма, он чувствовал, что заклятье свершилось.
Александр Пушкин жил в нищете. У него не было даже бумаги. А ему нужно было писать. И писать много. И сжигать черновики - ведь за ним следили. Его это бесило. Он марал свои бумаги в сортире и сжигал их в печке, разражаясь проклятьями. Бумага была дорогостоящей. Пушкин знал, что и его автографы, манускрипты тоже дорогого стоят.
В тот самый день, когда Александр Первый Поэт сжигал бумаги и швырял их в яму выгреба, Императору Александру Первому стало плохо. Это был человек нестарый, крепкий, закалённый. Он никогда не болел.
В то время, как Пушкин покинул юг и был заперт на Псковщине, а здоровье его разрушалось, 1 сентября 1825 года Александр выехал на юг, под предлогом поправления здоровья императрицы и собственного оздоровления. 20 октября чета отправилась в Крым, где посетила Симферополь, Алупку, Ливадию, Ялту, Балаклаву, Севастополь, Бахчисарай, Евпаторию. Был бархатный сезон. Они побывали в тех же местах, где незадолго до этого был Пушкин. Великий маг Пушкин эти места зарядил своим присутствием, и вспоминал их дома. Бархатный сезон, монарху там было хорошо.
Далее по материалам: портал История.РФ, https://histrf.ru/lenta-vremeni/event/view/smiert-alieksandra-i
27 октября на пути из Балаклавы в Георгиевский монастырь царь сильно простудился, ибо ехал верхом в одном мундире при сыром, пронизывающем ветре. 5 ноября он возвратился в Таганрог уже тяжелобольным, о чем написал своей матери в Петербург.
Спрашивается, он что - ехал в одиночку? Царь скакал верхом на коне, убегая от погони? Император с огромным военным опытом - не мог где-то укрыться, развести костёр? Телохранители не могли накинуть на него бурку, накидку, шарф? В окрестностях не было ни одной землянки? Зачем он поехал в Таганрог, а не остался выздоравливать в Крыму?
Лейб-медики констатировали лихорадку.
Какую лихорадку? Лейб-медики не могли конкретизировать заболевание? Лихорадка это синоним "болезни".
Ранее в Таганрог прибыл начальник южных военных поселений граф И.О. Витт с докладом о состоянии поселений и с новым доносом на тайное общество. Витт возглавлял также и систему политического сыска на юге России и через своего агента А.К. Бошняка получил сведения о существовании Южного общества декабристов. В доносе Витта значились имена некоторых из членов тайного общества, в том числе и его руководителя П.И. Пестеля. Еще до своей поездки в Крым Александр вызвал в Таганрог Аракчеева, но тот не приехал в виду постигшего его несчастья (убийства дворовыми людьми его любовницы Настасьи Минкиной).
Зачем они ковырялись в этом тайном обществе? Неужели непонятно, что там ворожат мистики и военные спецы - и сейчас это лучше отложить?
"7 ноября болезнь императора обострилась. В Петербург и Варшаву были отправлены тревожные бюллетени о состоянии его здоровья. 9 ноября наступило временное облегчение. 10 ноября Александр отдал приказ арестовать выявленных членов тайной организации. Это было последнее распоряжение Александра: вскоре он окончательно слег, и все дело по раскрытию тайной организации и аресту ее членов взял на себя начальник Главного штаба, находившийся при Александре в Таганроге, И.И. Дибич."
Этим приказом он подписал себе приговор. Его убивали не столько колдуны, сколько реальные агенты - воспользовавшись простудой, они вводили ему яды или суперинфекции (например, тифозный посев). Тайное общество объединяло не мечтателей, а боевую аристократию, ветеранов европейской войны, которые знали все тактические средства, в том числе ОВ, и имели доступ в ближайший придворный круг.
"Приступы болезни царя делались все сильнее и продолжительнее. 14 ноября царь впал в беспамятство. Врачебный консилиум установил, что надежд на выздоровление нет. В бреду Александр несколько раз повторял по адресу заговорщиков: «Чудовища! Неблагодарные!» 16 ноября царь «впал в летаргический сон», который сменился в последующие дни конвульсиями и агонией. 19 ноября в 11 часов утра он скончался."
Всё это происходило на фоне магии Пушкина. В октябре, когда Пушкин много и исступлённо скакал на лошади по окрестностям, надеясь избыть депрессию ссыльного, а дом плохо отапливался, он простудился. На этом фоне сопутствующие инфекции стали атаковать организм. Положение усугубляла плохая пища и некомфортные условия жизни. Всё, что происходило с Александром Сергеевичем, произошло с Александром Павловичем, причём в тех самых местах, где бывал (и болел) Пушкин. Совпадения абсолютные, вплоть до кровати.
"Неожиданная смерть Александра I, ранее почти никогда не болевшего, отличавшегося отменным здоровьем, еще не старого (ему не было и 48 лет), породила слухи и легенды. Фантастические рассказы о таганрогских событиях появились в начале 1826 г. в зарубежных газетах."
Смерть Александра вовсе не была "неожиданной" - как если бы он споткнулся и упал. 27 октября он простудился, а 19 ноября умер (успев ещё поднасрать Тайному обществу) - при совершенно другой симптоматике, явно отравленный. 21 день его пытались уморить - это вовсе не "неожиданность".
Александр Первый сам был великим мистиком, поэтому смекнул, что его сглазил Поэт. И поэтому на смертном одре пытался ужалить его ценности, но тогда и был раздавлен окончательно. 7 ноября Пушкин пишет "трагедия моя кончена". В этот момент Александр Первый впадает в агониальное состояние. Но у него был могучий организм. Запустился витаукт, поэтому ему "стало лучше". Император стал повелевать насчёт Тайного общества. Какая досада! Пришлось вливать в него лауданум, выпускать кровь, травить мышьяком и прочими мерзостями, чтобы пациент уже не поднялся. Отсюда извержения, симптомы "гнилой лихорадки" (тифоид), летаргия, судороги, проклятья в бреду. Царь очень обозлился. Его душа вышла из тела, и стала лихорадить народ. Он вселялся в разные тела, подходящие по хабитусу, и наводил шороху. Но понимал, что грешен, что получил по рогам - потому что замахнулся на Пророка.
В дальнейшем среди многочисленных слухов наиболее широкое распространение получила легенда о «таинственном старце Федоре Кузьмиче», под именем которого долгие годы (до 1864 года) якобы скрывался император Александр I. Легенда породила обширную литературу, включая и известную повесть Л. Н. Толстого «Записки Федора Кузьмича».
Пророки - личности довольно добрые и терпеливые, даже забитые и смирные. Бывают даже пророки в теле ничтожества. Однако когда их жизнь висит на волоске, когда пророк начинает умирать, он освобождается от телесности. Поднимается во весь рост его Дух, его Гений. А Гений без тела уже лишён доброты, он зол, как привидение, и бесконечно опасен. И Пророк наносит удар в пустоту. Если он знает имя своего врага, то разит наповал. Обычно за такие решения отдувается верховный иерарх.
Пушкин много раз смертельно болел, но выздоравливал за счёт силы духа. Когнитом мобилизовывал иммунитет и кровоток. В 1912 году он был в бешенстве оттого, что Наполеон сжёг его дом и намеревается дойти до Саарского села, схватив лицеистов. Тогда Наполеону стало плохо.
Для мёртвого, а точнее, умирающего гения пространства-времени не существует. Он всюду. Как удаётся выяснить по прецизионной точности совпадений, Пушкин ликвидировал Петра Первого, Александра Первого, Наполеона Бонапарта, а также Дом Романовых в России - в 1917 году, где тоже фигурировал тиф. Затем Пушкин ликвидировал большевиков - в годовщину его гибели, к 1937 году, от классической ВКП(б) Ленина - Троцкого почти никого не осталось. На них охотились только за эту принадлежность - как ранее охотились на монархистов. С Пушкиным шутить не надо. Можно смеяться вслед за ним, но не над ним.
Николай Первый многое понял (и узнал в приватных разговорах_, поэтому обращался с Пушкиным со странной почтительностью. Но он не учёл, что эстафету гения Пушкин передал хилому человечку, тщедушному провинциалу, убогому собеседнику, третьесортному профессору и маргинальному писателю, который был неспособен оканчивать проекты и пробивать их через цензуру. Этот человечек был благословен Императором Слова, сам стал великим мистиком, и врезал Николаю будь здоров.
Пушкин испытывал неловкость за гнев своего спектера. Он написал странную эпитафию:
«Всю жизнь свою провёл в дороге, простыл и умер в Таганроге».
В этих строках тоже заклятье. С одной стороны - небрежный тон. Мальчишка-ссыльный пишет, как ровня Императору-Победителю. С другой стороны, сочувствие, простое мужское сочувствие. С мистической точки зрения, это резолюция: оценка, что Александр был на Пути, как европейский христианин и азиатский даос. И это приказ: двигаться дальше. Вот и пошёл по Сибири старец, то один, то другой. Простыл, постылый, простой, простым, опростился, снизошёл до мелкой грызни, политических интриг, охоты на ведьм. И умер. Где? Умер в Аду. Таган - это подставка для котла, где варятся грешники. Рог - это рогатый чёрт, который поджигает. Таганрогская постель. Та самая постель, где умирал Пушкин, когда Раевские везли его в Крым "для поправления здоровья". Это шаманский распорядительный документ Императору: если душа твоя не омертвела, то можешь двигаться дальше. Дорога открыта. Если омертвела, простыла, заледенела - гори в аду, варись в котле.
Пушкин силён. Я не знаю, откуда об этом узнал Набоков. Императорских перипетий и придворной магии он точно не знал. Но Пушкина он знал лучше меня. Адам Фальтер = Первый Человек Фальтер ~ Первый Поэт Ал-др.
Не надо ничего мудрить.
А второй смысл?
Это кричит Елена Ивановна Набокова. Когда она рожала, Володя подслушивал. В рассказе "Ultima Thule" он сублимировал свой шок. Родовые крики могут быть чудовищно страшными. Только я не могу уточнить, было ли это в усадебном доме имения Рождествено или Выра. Я исчислил, что "Ultima Thule" - это Рождествено, трансцендентный, недостижимый Север. м-сье Paon (Павлин) - это франт Рукавишников. 17 июня 1911 года. Значит, она рожала ночью.
Но Мэтр темнит. Он переписывает книги задним числом = и чужой рукой. Он не даёт мне работать. Он тоже проходит сквозь пространство-время, где кристаллизуется его заклятье. И бьёт меня в левый висок. Скоро крышка.
Journal information