"Весна в Фиальте" показалась мне пустопорожней зарисовкой, которая даже не стоит внимания. Самую серьёзную часть - аварию и гибель героини - автор вообще не описал, лишь вскользь упомянул. Это фирменный стиль Набокова: о вещах наисерьёзнейших, кульминационных, вызывающих у непосредственных участников самые сильные переживания, писатель говорит туманно, намёками, кратко, без конкретики. Зато уделяет много внимания всякой мишуре: потоку навязчивых мыслей, холостой рефлексии, витиеватому описанию тех вещей, которые этого не заслуживают. Меня это всегда раздражало.
Но теперь я понимаю, почему у него такой стиль. Набоков - большой психоаналитик и мастер психотерапии своих собственных травм. Хотя он не против, если кто-то присоединится к его сеансу. Только пусть не мешает!
Однако психоанализ и психотерапия очень неодинаковы. Набокова раздражал не психоанализ, а дубовый фрейдизм, когда любого пациента заваливают на кушетку и насилуют допросом на сексуальные темы, добиваясь как можно более извращённых откровений. Это и не всякому подходит, потому что психиатрично, нозоцентрично, вдобавок непристойно. Дуди подобным стилем наслаждаются, расставляя пошире, но есть и люди, иного склада, которых это отталкивает. Первый закон антропологии - все люди разные. Некоторым, чтобы избавиться от психотравмы, нужно проговорить все детали инцидента в мелких подробностях, многократно и натуралистично. Другим требуется вообще забыть об инциденте, и никогда не упоминать даже зацепки. Третьим охота выговориться, но в зашифрованной, завуалированной форме. Таковым был герр мистер Набоков.
Многие критики, составители, набоковеды, да и сам автор посчитали "Весну в Фиальте" лучшим рассказом. Почему? Почему эта пустая, почти бессюжетная картинка имеет такую репутацию? Более того, рассказ повествует про вещи неприятные (дождливый порт в межсезонье), непристойные (робкий адюльтер), мерзкие (телесность немолодых курильщиков) и даже чудовищно шокирующие (летальные автотравмы). Но делает это так элегантно, что пошлость и не замечается. Видимо, всякий умный читатель может унюхать здесь что-то поинтереснее фиалок, что-то своё.
Рассказ насыщен скрытыми смыслами. Бывает, что под слоем убогого пейзажа на холсте скрывается шедевр гения, стоимостью в миллионы. Но обнаруживается это случайно: по облупившейся кое-где краске, подозрительной раме или рентгенографии. В этом рассказе тоже оказался скрытый план, энтомологический. Но очень зыбкий и трудно доказуемый. Это настоящая головоломка. Я совершенно случайно уловил, что в рассказ вписан ребус, который можно решить, если уцепиться за откровенный знак. Это оказался энтомологический тайник, а в нём записка, определитель и стрелка. Далее я отправился по маршруту. Пришлось перелопатить сотни сайтов и даже несколько бумажных книг. Толстых книг! Я потратил целый месяц труда, причём под конец работа стала напряжённой, изнурительной, как затянувшийся турнир.
Я уподобился наезднику эфиальту, высверливая древесину конским волосом, и лишь одно из десяти бурений было плодотворным. А процесс этот, оказывается, невероятно сложный технически. Эфиальт и рисса не только непревзойдённые герменевты природы, умудряющиеся обнаруживать добычу, как лозоходец, но ещё и поразительно изощрённые бурильщики.
Но кому это рассказать? Любителям это расследование не нужно.А специалистов я обогнал, как дикарь из племени тапи. Они будут раздражены и постараются не поверить, даже если топать со всей силы, оставляя следы сасквоча. Теперь я понимаю, каково было этому нищеброду со славянской фамилией Nabokoff, без компьютера и книг, без удобств, приличной одежды и трапезы, выжимать из ниоткуда - литературу, достойную пера великого сира Сирина.
Финал игры в бисер оказался поразительным. Сначала паззл начал складываться в более-менее логичную картину, всё отчётливее и быстрее. Оставалось уложить в центр главную деталь, проявляющую целостный гештальт. Самый центральный, хотя и не последний, элемент головоломки.
Это оказалось - зеркало.
Journal information