ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1. НЕУБЕДИТЕЛЬНЫЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА
2. КРОВНЫЕ ВРАГИ
3. ПАНЕГИРИКИ УБИЙЦАМ
4. ШАБЕЛЬСКИЙ
5. ТАБОРИЦКИЙ
6. РАССТРЕЛ КАДЕТОВ
7. ВСТРЕЧНАЯ МЕСТЬ ТАБОРИЦКОГО
8. ЗИВЕРТЫ
9. СЛОНИМЫ
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
10. НАБОКОВЫ
11. КРЕСТНИК
12. ТЕОРЕМА О СРЕДНЕМ
13. ПОЧЕМУ «ОТЧАЯНИЕ»?
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
14. ПИСАТЕЛЬ И УБИЙСТВО
15. ШПИОНСКИЕ ШИФРЫ ЛОЛИТЫ
16. БРАТОУБИЙСТВЕННЫЙ ГАМБУРГ
POST SCRIPTUM
10. НАБОКОВЫ
У Набоковых была хорошая наследственность, располагающая к долгой жизни. Однако у многих из них жизнь оборвалась задолго до наступления дряхлости.
Елена Ивановна Набокова-Рукавишникова умерла в Праге 02.05.1939 г., вскоре после того, как фашисты вошли в Прагу (14.03.1939). Ей было 62 года.
Сергей Владимирович Набоков был схвачен, обвинён в гомосексуализме и заключён в концлагерь (KZ Neuengamme, Hamburg), где умер от дизентерии и истощения 09.01.1945, в возрасте 44 года.
ttps://www.geni.com/people/Сергей-Набоко
Хоть и утверждается, что Владимир относился к Сергею прохладно, он имел чуткую душу, и эта гибель должна была его поразить и уязвить. Заметим, что в книге Lolita мощно и магически обыгрывается «Hamburg», о чём будет сказано ниже. Сергей вовсе не был чмошником. Это был образованный, утончённый человек, крупный, мужественный и по своему привлекательный. По-видимому, его рост был около 190 см.
11. КРЕСТНИК
Кирилл Владимирович Набоков умер в Мюнхене от инфаркта сердца 16.04.1964, в возрасте 52 года.
ttps://www.geni.com/people/Кирилл-Владим
Это очень странная смерть. Кирилл был высокообразованным человеком, знал пять языков, писал стихи, обучался в университетах Праги и Лувена. Был переводчиком. В Бельгии женился на Жильбер Брабансон (Gilberte Nabokova-Barbanson, 1921-1967). Основал бюро путешествий в Брюсселе, руководил им. С братом почти не общался, однако после того, как Вера и Владимир выехали в Европу, они встречались и поддерживали хорошие отношения. Настолько хорошие, что Кирилл стал готовить радиопередачу про Владимира. От Монтрё до Мюнхена 600 км, очевидно, они встречались.
С января 1964 года К.В. Набоков в течение трёх месяцев работал на радиостанции «Свобода» в Мюнхене. Как сообщает Брайан Бойд, Кирилл Владимирович скоропостижно скончался от инфаркта за письменным столом, в Мюнхене, именно когда готовил передачу о брате. Похоронен 24 апреля 1964 году в Брюсселе.
Как видно, это типичная демонстративная террористическая спецоперация, показательное убийство, которое приурочили ко дню рождения Владимира.
Вскоре устранили и его вдову, которая наверняка продолжала общаться с Владимиром. Причём устроили страшный массовый теракт, очень простой в техническом плане, но резонансный - поджог. Пишут, что Жильбер погибла при пожаре брюссельского универмага L’Innovation 22 мая 1967 года вместе с ещё 322 жертвами. В то время был разгар холодной войны, и всевозможные подпольные мафии, спецслужбы и секты апробировали технические возможности и способы слежки, убийств и запугиваний, включая отравление сердечными токсинами и поджоги. Никаких моральных ограничений у злодеев не было, потому что ещё недавно бушевала горячая война с чудовищными жертвами, а военщина в 1960-х была готова сжечь атомной войной хоть весь мир. Весна, 22 число. В апреле не получилось, значит, выманили в мае.
Владимир Владимирович всё понял. Его обложили по полной. С конца 1960-х он стал особенно мрачным, в интервью проявлял признаки деменции. После смерти брата он постарался испортить отношения с самым дорогим другом, интеллектуалом Эдмундом Уилсоном, который знал про Набоковых чрезвычайно много и был гением проницательности. Это произошло аккурат в 1965 году.
Таким образом, исторический бэкграунд и биографические детали позволяют предполагать, что смерти близких В.В. Набокову людей были организованы — чтобы продемонстрировать: его акции известны, и подвергаются встречному отмщению, их стратегия — держать под колпаком и запугивать человека с уникальным даром публицистики и вербальной магии, а возможно и погубить, доведя до суицида или неосторожной вылазки.
12. ТЕОРЕМА О СРЕДНЕМ
Данное расследование (на первый взгляд, избыточное) позволяет прояснить общую атмосферу и создать «теорему», позволяющую решать многие ребусы биографии, психологии и творчества В.В. Набокова.
Жизнь В.В. Набокова в Берлине, да и впоследствии, вовсе не была «благополучной и мирной». Он был связан с преступлениями, за ним охотились, он отвечал тем же, а система, где происходили мощные исторические сдвиги, контратаковала его вдвойне, целенаправленно и адресно.
Здесь нет ничего невероятного, конспирологического, мистического: в нацистской Германии была своя шпиономания, подозрительность, преследования, ликвидации, погромы, аресты, убийства, временами откровенная резня на уровне элит, правительства и силовиков («Ночь длинных ножей»), локальные военные конфликты, а затем и самая кровопролитная мировая война. Франция и США тоже не покоились в мире.
13. ПОЧЕМУ «ОТЧАЯНИЕ»?
То, что Набоков участвовал в спецоперациях в глубоком тылу, проявляется во многих его книгах. Например, «Король, Дама, Валет» наводит на мысль, что молодой Владимир участвовал в операции вместе с Верой, причём нужно было устранить военного инженера. По книге, Драйер занимался изобретением загадочных «живых манекенов». Действительно, манекены издревле использовались во время войн для дезориентации противника. Например, в окопах Первой мировой ими отвлекали и демаскировали снайперов. А спецслужбы использовали поясные манекены в автомобилях и квартирах, чтобы сбивать с толку объект.
Есть зацепки в других книгах. Разберём в качестве примера «Отчаяние». Книга оставляет много вопросов. Фабула мутная, преступление ерундовое, нарратив полубредовый, лишённый трагичности и не соответствует названию, а интервью с автором похоже на диалог со слабоумным. Почему же так? Вопрос не прост.
Когда Набоков читает по бумажке свои интервью с отчуждённым видом, кажется, что он продолжает творить: хитрит, скрывает, мистифицирует, пытается раздваивать личность и притворяться слабоумным. Интервью Альфреду Аппелю в сентябре 1966 г. было многословное и хитрое. Но когда речь зашла о двойниках, ответы пошли короткие и неадекватные.
А.А. — Не поделитесь ли вы своими соображениями об употреблении мотива двойничества, а также о злоупотреблении им у По, Гофмана, Андерсена, Достоевского, Гоголя, Стивенсона и Мелвилла, вплоть до Конрада и Манна? Какие произведения на эту тему вы бы особо отметили?
В.В. — Вся эта тема двойничества — страшная скука.
А.А. — А что вы думаете о знаменитом «Двойнике» Достоевского? Кстати, Герман в «Отчаянии» подумывает об этом названии для своей рукописи.
В.В. — «Двойник» Достоевского — лучшая его вещь, хоть это и очевидное и бессовестное подражание гоголевскому «Носу». Феликс в «Отчаянии» — двойник мнимый.
А.А. — Каковы личностные признаки, благодаря которым эта тема приобрела для вас такое значение, и в противовес чему вы создавали свою собственную концепцию двойника?
В.В. — В моих романах нет настоящих двойников.
http://nabokov-lit.ru/nabokov/intervyu/intervyu-appelyu-1966.htm
Враньё в каждом слове! Он что-то скрывал. Но что? Моё расследование выявило дикие факты действительно способные вызвать отчаяние.
Я когда-то читал книгу «Отчаяние», и помню в общих чертах фабулу. Пару дней назад я полистал, но отложил. Однако сейчас, когда я кое-что узнал, я сразу понял, в чём её дзен, едва открыв и прочитав следующие строки: «Покойный отец мой был ревельский немец, по образованию агроном, покойная мать - чисто русская. Старинного княжеского рода. <...> Маленькое отступление: насчёт матери я соврал. По-настоящему она была дочь мелкого мещанина, - простая, грубая женщина в грязной кацавейке.»
Проф. Н.А. Анастасьев интерпретирует эту цитату в филологическом ключе, как «пародийное снижение традиции» (Анастасьев, 2002, с.209). Он вообще пишет, как филолог, например, позволяет высказывание: «В конце 20-х — начале 30-х годов Набокову покойно жилось и хорошо работалось» (там же, с.195). Я считаю, что так нельзя говорить о человеке, у жены которого умерли родители (в 1928 г.), которому пришлось сматываться из страны и прятаться в Пиренеях, у которого родная газета «Руль» зачахла, а в 1931 г. закрылась, а в стране к власти пришли нацисты, повалила безработица, начались гонения, чистки.
У меня антропологический подход. Я сразу сообщу разгадку этого ребуса, столь страшного для Набокова. В этой книге — трое двойников: Владимир Набоков, Пётр Шабельский и Сергей Таборицкий. Они были до ужаса похожи.
Вышеуказанную цитату я интерпретирую, как биографию врагов Набокова — Таборицкого и Шабельского. Когда их допрашивали в полиции, они заявили, что родовитые дворяне. Но по своим каналам эмигранты выяснили, что это мещане и самозванцы.
Шабельский-Борк заявил, что его родители — помещик, статский советник, доктор Борк и Елизавета Шабельская. Об этом написали в газетах. Вот вам и «ревельский немец» и «княжна». Однако быстро выяснилось, что Пётр Попов взял «боевой псевдоним» в честь весьма известной дамы.
Елизавета Александровна Шабельская-Борк (1855-1917) — актриса, антрепренёрша, драматург, роковая красавица, дама-увеселительница, автор книги «Сатанисты ХХ века». Под конец жизни она страдала алкоголизмом, морфинизмом, была со скандалом выселена из квартиры за долги, арестована по обвинению в шантаже и подделке векселей, выпущена под залог, вращалась в «Союзе русского народа» и др. политических бандах, работала в газете «Русское знамя», занималась оккультизмом.
ttps://ru.wikipedia.org/wiki/Шабельская-Борк,_Елизавета_Александровна
https://scepsis.net/library/id_2029.html
Алексей Николаевич Борк, врач, статский советник, умер 7 мая 1917 г.
Пётр Попов попал в круг «Союза русского народа», в 1916 г. познакомился с Елизаветой. Она умела произвести впечатление. В дальнейшем, прижатый к стенке, он заявлял, что Елизавета была его крёстной матерью. Однако и это ложь. Русские крестились во младенчестве, а Попову было уже за двадцать. Скорее всего он считал её «крёстной» в оккультном и мафиозном понимании. У Попова нет никакого физиогномического сходства с Шабельской и Борком. Поэтому величать его двойной фамилией достаточно глупо.
Сергей Таборицкий также заявлял, что дворянин, монархист и друг Рейха. Однако его мать Хана Вульфовна Левис была крещёной еврейкой, модисткой, владелицей дамского салона по фамилии Таборисская, далее купчихой Марасановой (по второму мужу). Её биография известна по документам. У Петрова очень детальное расследование с документами, и этому посвящена целая глава «Инородец (1897—1915)».
https://www.nlobooks.ru/magazines/neprikosnovennyy_zapas/122_nz_6_2018/article/20555/
Таборицкий и Шабельский были похожи внешне: долговязые, узколицые, глаза с прищуром. У них был сходный опыт и род занятий. В бандах часто используется такой приём: на задание отправляются «Петров и Васечкин», очень похожие, и отличаются лишь бородкой или костюмом. Достаточно переклеить или сбрить бородку, переодеть пальто, и уже непонятно, кто совершил диверсию, за кем гнаться. Схваченный отнекивается и действительно выглядит немного не так. Скорее всего, они использовали этот факт, готовя покушение.
Для Набокова проблемой было то, что он знал, что выглядит примерно так же: долговязый, узколицый. И что он занимается тем же самым: газетчик, поэт, писатель, патриот. Курение и мрачный вид делали его старше, усиливая сходство. Возможно, его даже кто-то путал с этими «поэтами». Это сходство мучило его чрезвычайно.
Здесь можно предполагать, что он планировал какие-то махинации с двойниками. Допустим, он подбрасывал какому-то члену «Ауфбау» информацию, что Шабельский или Таборицкий бежал из тюрьмы, приглашал на встречу в сумерках, маскировался под небритого и грязного, и убивал. Также он узнал, что убийц выпускают досрочно, весной 1927 года. И их нужно выследить и убить. Иначе они могут поехать в Прагу, и атаковать его мать и сестёр. Он воображал, как это будет.
Об этом совершенно прямо написано в тексте: «...я и оказался в Праге. Утром девятого мая я, из гостиницы, в таксомоторе отправился... - Всё это скучно докладывать, убийственно скучно». Здесь всё продумано, особенно слово «убийственно». Весна!
Вот первая встреча с Феликсом: «Поодаль, около терновых кустов, лежал навзничь, раскинув ноги, с картузом на лице, человек. Я прошёл было мимо, но что-то вего позе странно привлекло моё внимание, - эта подчёркнутая неподвижность, мёртво раздвинутые колени, деревянность полусогнутой руки».
Здесь Набоков уже муссирует свою одержимость местью, представляет, как будет лежать убитый враг, что за этим последует, как маскироваться. Дальше он понимает, что это фантазия, и нужно идти на контакт, выманивать его за город, планировать реальную операцию. Описание хабитуса Феликса («моего возраста, долговязый, грязный, три дня не брившийся»), его низкий солидный голос, простая, но хитрая речь, это вполне подходит под описание Шабельского и (особенно) Таборицкого. Фотографий у нас крайне мало, но вполне достаточно, чтобы оценить костяк.
Кроме того, Набоков продумывал и другой вариант: освободившийся раньше из тюрьмы Шабельский (который умудрился жениться в тюрьме) успеет приодеться, выглядеть респектабельно, и встретит Таборицкого, грязного и опустившегося арестанта. Что произойдёт дальше? Не лучше ли Шабельскому подстроить убийство Таборицкого, чтобы ему не мешал этот подельник-убийца, еврей и сифилитик? А если нет? Каково было Набокову, молодому и женатому человеку и неподдельному аристократу, заниматься «мокрыми делами» или хотя бы разрабатывать планы ликвидации? А он был обязан об этом думать, потому что чётко осознавал: именно сейчас, обзаведясь связями в немецком арестантском мире, враги начнут охотиться на всех его близких. Всё это причиняло его чуткой и возбудимой психике большие страдания. Вероятно, Владимир набрасывал планы, делал записи. А затем превратил их в художественный нарратив.
Врагов выпустили в 1927 году, а в 1928 году умерли оба родителя Веры Слоним. Совпадение? Вряд ли. Молодые Набоковы сразу уехали во Францию, затем в Пиренеи. Это похоже на бегство и прятки. Возможно, они вообще не собирались возвращаться. Но были ещё берлинские родственники Веры и пражские родственники Владимира. Всё это камнем давило на плечи Набокова, мучило, сводило с ума, как жизненная ситуация, в которую попал Лужин.
Полагаю, Набоков решил действовать своим самым мощным оружием: пером. Он написал блестящую шараду «Защита Лужина», и получил шумные отзывы. Это его физически не спасало, но было предостережением врагам, что он мыслит, работает, предупреждает.
А затем он написал странную и полную иносказаний, но понятную врагам вещь, дерзкий вызов: «Отчаяние». Он бесцеремонно описывал, что да как, и создавал шаманскую ворожбу. Его враги были достаточно суеверны, и, очевидно, засуетились, доложили, стакнулись.
Такая версия пришла в голову не только мне. Здесь я процитирую длинную выдержку из книги Н.А. Анастасьева:
«...Тридцать лет спустя он сильно переработал её, вспомнив при этом забавный эпизод: «Хотя с самого начала литературной жизни я понемногу кропал по-английски, так сказать, на полях моего русского письма, это было первой моей попыткой (не считая злополучных стихов в журнале Кембриджского университета около 1920 года) использовать английский язык в целях, приблизительно говоря, художественных. Плод этих усилий показался мне стилистически корявым, и я обратился к довольно сварливому англичанину, нанятому через одно берлинское агентство, с просьбой прочитать его. Он нашёл в первой главе несколько языковых огрехов, но продолжить работу отказался, заявив, что вообще осуждает эту книгу; боюсь, он заподозрил, что это подлинное признание».
Признание — в чём? Да в убийстве, ибо «Отчаяние» - роман об убийстве, и в этом смысле он тоже отсылает назад, к Достоевскому, то есть всё к тому же «Преступлению и наказанию».
(Анастасьев, 2002, с. 213)
Мне кажется, это многослойная мистификация. Здесь мухлюет Анастасьев, потому что ничего «забавного» нет ни в ситуации, ни в названии «Отчаяние», и потому что после обвинения Набокова в реальном убийстве он вдруг перескакивает на Достоевского и ловко уходит в филологию.
И здесь мухлюет Набоков, не сообщая никаких фактов, но снимая с себя подозрения в реальных операциях, и прибедняясь, дескать, он просто выдумщик и плохой переводчик. Полагаю, либо никакого «сварливого англичанина» не было, либо это был его переводчик Winifred Roy, либо он вообще подразумевал самого себя, только уже опытного американского профессора. Наименее вероятно, что какой-то проницательный британец увидел, что это признание в преступлении, а не художество. Наконец, Набоков оставляет в этой тираде улику — сочетание «в целях, приблизительно говоря, художественных», значит, приблизительно-то они художественные, а не приблизительно — это способ передать шпионскую шифровку, информировать, дезинформировать, или хотя бы подкузьмить врагов.
Надо выяснить хронотоп. «Отчаяние» было начато в 1932 г. (когда «Руль» закрылся, а в стране пришёл к власти Гитлер), опубликовано в 1934 г. в Парижских «Современных записках», и в 1936 г. отдельной книгой в Берлинском издательстве «Петрополис». Перевод на английский Набоков сделал сам, к концу декабря 1935 г., и отправил рукопись в лондонскую компанию Hutchinson & Ko, где в 1936 г. уже печатали "Camera Obscura" (translated by Winifred Roy with Nabokov credited as Vladimir Nabokoff-Sirin).
Лондонскому издательству не понравилось "Despair", они затягивали выпуск, давая рукопись разным британцам. Книгу напечатали только через год под маркой "London, Jonh Long, 1937". Им тоже показался подозрительным сюжет, пропаганда преступления, а возможно, они «пробивали по базе» автора. Книга не принесла прибыли. Но возможно, её специально плохо продавали, чтобы не спалить кое-кого.
Почему Набоков вообще ненавидел чужих переводчиков? Если проницательный переводчик поработает буквально, то в чужом языке может контрастно выявиться суть, которую автор сообщил, но завуалировал игрой слов и экивоками. Полагаю, В.В. Набоков больше боялся разоблачения, нежели капризничал насчёт ошибок. У него была психология синэстетика и духовного человека, и он чрезвычайно остро ощущал сходство гештальтов, рифмы, совпадения. Поэтому он мог выдать и сам себя.
Ко времени выхода романа Бискупский пристроил обоих бывших арестантов в УДРЭ, да так, чтобы они могли сделать жизнь Набоковых невыносимой. Об этом прямо говорится в расследовании историка Петрова, да и догадаться нетрудно.
И в 1937 г. Набоковы бежали во Францию, причём довольно хитрым маневром. В действительности они постоянно рисковали жизнью, и вполне могли погибнуть в бомбёжке, тюрьме, концлагере, газовой камере, от болезней и лишений. Владимир и Вера проявили недюжинную силу, сумев выбраться с малышом в США — в тот момент, когда туда желала эмигрировать чуть ли не вся Европа.
Journal information