Я не терплю, когда у нас закатное солнце бьет в глаза, но всю жизнь у меня именно так, а здесь это очень красиво: морской закат прямо в кухне.
Да-да, они осуществили вековую мечту прогрессивного человечества - жить и тусоваться в кухне: она представляет собой всю эту ливинг-рум, и в углу стоит плитка, холодильник и все куховарное хозяйство: готовь – не хочу, а в другом углу диваны, гигантский старинный телевизор (ему 20 лет), книги, даже туалет с дущем имеется. Куча цветов. В дальних комнатах кабинеты с прорвой бумаг. Комнатушка, где висят вырезки из двухсотлетних газет с изображением кораблей, и вообще всюду корабли и якоря. Потому, наверное, что отец хозяйки строил кораблики, из которых только и состоял флот этого лагеря в давние 60-е годы. Разумеется, я со своей подарочной матрешкой выглядел бы на фоне этой комнатушки идиотом (поэтому я подарил матрешку нашему waterfront director, и он был до того доволен, что неожиданно вымолвил по-русски: «красиво!»).
И была у нас беседа о том о сем. Оказалась интересная вещь. У этой директорши большая семья, и ее ирландская ветвь дала прообразы для многих героев той самой книги «Унесенных ветром», ибо Митчелл водила с ними дружбу. Фамильное имение так до сих пор и называется «Тара», а какой-то их древний дедушка или дядя был тем самым Рэттом Баттлером, более того, его так и звали.
И я чрезвычайно удивился, потому что «невероятное стало реальным». Давным-давно, будучи романтическим студентом, я читал эту книгу, довольно злую, но была там Земля, а точнее Land, и я мечтал о ней сквозь пробивающуюся весну, а параллельно слушал я альбом Дюран-Дюрана, и особенно две песни «Love is Land» и «Walk the Edge of America» вызывали у меня пронзительное ощущение несбыточности, и я видел за этими образами не хлопковые поля с черными бабушками в чепцах, а чуть старомодную, но современность:
мерцание россыпи приземленных огней,
тропическая ночь опускается на северный город,
автомобили летят по мосту,
морское лето,
цикады и чайки
заросший бурьяном пустырь
ролики, джинсы, граффити,
желтые окна,
живые ночные дома...
Так видел я, распахивая майское окно в сторону Нагатинской поймы, и еще у нас гостила собака, большая лесная лайка удивительной красоты. Я эту лайку обожал, потому что она, впервые войдя в комнату, деловито ее обследовала и походя облизала мне морду, такая славная, но быстрая и свободная, и я бегал с ней гулять, она тащила меня на поводке, и мы неслись вниз, изо всех сил к прудам.
Так вот, я как раз и попал именно в такое место, которое я представлял себе в глубине той давней песни, именно в тот мир, который весь – в одном сердце, да только сердце уже не то...
Будто сбылось – но для кого-то иного.
Journal information