18 ЯНВАРЯ
Как я и предполагал, в Нью-Йорке меня задержала процедура получения багажа. Представьте, как я стою в очереди на таможенный досмотр, а до отлета рейса на Орландо остается 10 минут. Мой чемодан ставится на транспортер и исчезает в неизвестном направлении. Ну и Бог с ним! Самому бы остаться живым. А служивый мне машет рукой: давай-давай, иди к воротам 29. Насколько я понимаю, эти ворота в конце другого здания, неизвестно где.
Я уже смирился с мыслью, что не успею на рейс, что добираться мне придется долго-долго и с приключениями. Однако мне неожиданно помогли годы тренировок в московском метро и на вокзалах. Я прижал локти и мощно помчался по аэропорту, взлетая по эскалаторам, ныряя в какие-то коридоры, рассекая по галереям и зыркая по сторонам. Яркие туземцы уважительно шарахались в сторону. Увидел нужный мне указатель, и сиганул к нему. Подлетел к этакому Харрисону Форду, он мельком глянул билет и махнул мне рукой, сюда! Я влетел в какую-то комнату, а там уютный полумрак, в креслах сидят спокойные люди, и меня встречает красивый афроамериканец, будто бы из фильма Дон Хуан де Марко
- Хай!
И вручает мне наушники. А я верчу ошалевшей от беготни головой
- Это, м-м-м, на Орландо?
(Мол, этот автобус на Ступино или Каширу?)
А затем свершилось чудо. Я сел на прекрасное кресло, в спинке которого завелся компьютер и стал потчевать меня дивной музычкой, самолет тихо тронулся, ехал-ехал, взлетел, качнулся, в иллюминаторе полыхнула золотая река Нью-Йоркских пригородов, а впереди, в тесноте закутка этот черный стюард готовит угощение, и с ним неловко столкнулась стюардесса, а он вдруг взял ее за талию и закружил в танце, сделали они круг, другой, а у меня из глаз брызнула слеза, неужели это правда? Эти россыпи приземленных огней, эти полночные блюзы?
Весь короткий полет до Орландо я слушал музыку в этом компьютере, какую-то очень славную, неизвестную, вообще ни на что не похожую. Я также купил некую сырную закуску, там были фрукты и вкусные ломтики сыра. И меня опять прошибла слеза, когда мне еще вдобавок дали сок из ягод, этот черный атлет с могучей шеей налил мне отличного клюквенного соку, а льда не дал - как я и попросил. А потом самолет садился, и Орландо сверху выглядел как нечто необычайно красивое, это была не куча мусора, как дневная Москва, не пестрый огород, как залитый морозным солнцем Нью-Йорк, и не река золота, как он же ночью, а была это изумительная разноцветная вышивка, правильные бисерные узоры, малиновые, зеленые и голубоватые морские драгоценности, вытканые в густом изумрудово-черном бархате.
В Орландо очень красивый и спокойный аэропорт. На меня там уже никто не обращал внимание, не требовал документы и обувь, и я рассеянно брел по сверкающему полированному полу с невероятным узором, затем вошел в сияющий зимний сад, из него отправлялись тишайшие вагончики метро и неслись по эстакаде прямо над посадочными терминалами, а взлетная полоса шла по мосту над автомагистралью. Оказывается, все это можно совмещать без проблем. Я зашел в аэропортовский шоп, и это был совсем другой шоп, товары вроде бы все знакомые, но крепче, и упаковка другая, более солнечная.
А потом нас пригласили в маленький самолетик, а я не знал куда идти дальше, там был такой коридор и открытые двери, за ними стояли длинные самолетики, хочешь садись на Лас-Вегас, хочешь на Майами, а мне надо было на Ки-Уэст, и я чудом нашел, пробежал привычным аллюром и плюхнулся в кресло, а билет у меня никто даже не посмотрел, и я опять спрашивал, на Ки-Уэст ли идет машина? А мне кивали, и вообще всю дорогу у меня было ощущение, что меня тут все знают, осведомлены, вот это такой чурка из России, едет по правительственной программе, на крайний юг.
Острова Ки считаются весьма обособленной частью, вроде Гавайев. Это даже не вполне Америка, их называют Conch Republic, Ракушечная Республика. Они даже в шутку когда-то в 1980-х провозгласили независимость. У нас, вероятно, в таком же положении прибрежная полоса Черноморья.
Итак я прилетел в Ки-Уэст, а мой чемодан, который похоронил я в Нью-Йорке, вдруг выехал нивесть откуда по транспортеру и упал в мои объятия. Чудеса продолжались, и мы поехали по пустым ночным автострадам, по мостам в черноте (а был той чернотой Атлантический океан), на свой остров. Машина была такая, и дорога была такая, и вся поездка, что я совершенно не укачался, хотя сидел на заднем сиденье (смерть для меня), да еще и после столь долгого полета. Машина не мерседес и не бээмв, а неизвестной марки, с просторным салоном и славной внешностью.
Мой куратор привез нас в бунгало, где мы и провалились в короткий и цветной сон.
Journal information