с неба про погодуЗамучили меня эти мальчишки: придут, схватят стулья и рассядутся кружком, заперев меня у доски. А ближе всех этот Сергей — выставит свою громадную конопатую физиономию и хлюпает носом. И вдруг я заметил, что она изменилась. Стала светлой, вдумчивой, славной. Исчезла циничная насмешливая гримаса. И сам человек изменился. К отъезду он, кстати, получил целый ворох грамот и благодарностей.
Я не устаю удивляться, когда якобы циничные и жестокие подростки «приручаются». Когда вижу, как они увлекаются путешествием в мир природы и идей. Как слетает с них шелуха: цепочки, каблуки, банданы, непристойные шутки — и они плещутся в море, играют в песке, рассматривают живность. Тогда открываются их истинные эмоции, и сквозь маски пошлых девиц или рэпперов, чуваков отстойных или крутых проглядывают юные, хорошие лица. Человеческие лица.
Откровенно говоря, настоящих «делинквентов» у нас не было. Подлых, неблагодарных, жестоких, психованных (я и таких знаю). Поэтому мне было легко верить, что все наши «трудные дети» - жертвы обстоятельств. Жизненные удары раскачали их аксиологию, ось ценностей, как маятник. Они колеблются между добром и злом, проявляя то обостренное сострадание, то преувеличенную жестокость. Еще можно сделать выбор. Педагогика страха и строгости, скорее всего приведет их к конфликту: вначале с учителем, затем со всем обществом. Они и так уже верят в криминальные перспективы: — Я увлекаюсь компьютером, поэтому стану хакером! Я хорошо учусь, и хочу зарабатывать на банковских махинациях! Я сильный, поэтому буду делать дела с братвой!
Впрочем, с середины 90-х и к середине 2000-х количество таких прожектов резко сократилось. Сейчас снова модны достойные, "гражданские" занятия.
Они и добрые, и злые… Я помню, как один четырнадцатилетний парнишка считал своей обязанностью (!) срывать уроки и вредить учителям. А меня уверял, что он и есть тот самый Вовочка из анекдотов. Ничего не читал, культурой не интересовался (хотя был шахматный чемпион, и вообще человек мыслящий - см. юзерпик). Казался замкнутым, всегда говорил уклончиво: не «я хочу», а «вообще-то хотелось бы». Голос глухой, хрипловатый. Ретардация. Под грустными глазами всегда синие тени. В медицинской карточке запись: «невроз». Семья? Промолчим…
Успел, впрочем, наш Вовочка «подоводить» молодую вожатую, которая вела у них уроки. (— А меня, почему не «доводил»? — Ну, вы… добрый учитель. — Я не учитель, я — УЧЕНЫЙ (громким шепотом, в ухо)
Так вот, перед отъездом, когда я с ним прощался, он будничным тоном произнес неожиданное:
- Я очень плакал перед тем, как поехать сюда.
- Почему? — Забеспокоился я (нервы? страх? комплекс неполноценности?).
— Потому, что сильно хотел в этот лагерь. Так хотел, так ждал, что плакал, пока не заснул. Я уже был здесь. И мне здесь очень нравится.
- Что же тебе нравится?
- Да всё!
Спасибо.
Journal information