У нее была непростая жизнь. Постоянные переезды с детства: мотались во все концы страны. Крым, Киев, эвакуация в Ош, Новомосковск, Мытищи, потом вдруг Козыревск, Хабаровск, Владивосток, Петропавловск-Камчатский.
Что это был за Козыревск? Нищая изба на краю поселка лесорубов, за ней тайга, за ней вулканы Ключевской группы. Летом комар, зимой стужа. Дом заметало по самую крышу.
Ее мать жила в это время за десять тысяч километров. Потом мы жили за десять тысяч километров. Переезжала сама. Всегда хотела путешествовать - а вместо этого переезжала. И всегда хотела покоя. Покой и странствие - вот о чем мечтала. Теперь для нее есть Великий Покой. И есть Великое Странствие.
Мама была лесоводом. Изучала возобновление лиственницы и кедрового стланика. В студенчестве они сажали лес. Ездили из Мытищ на практику. И теперь она оказалась в том самом лесу. Вокруг такие высокие, уже не молодые деревья. Такой долгий привал после работы.
Я положил ей то, что любила. Ракушку каури. Ципрею. Она собирала ракушки. Смешные, никому не нужные морские эти вещицы. Они, видимо, были для них символом путешествия. Свободного Мира. Она говорила: я вам открывала мир, я открывала вам мир...
У нее был молодой энергичный голос, и он ненадолго вернулся последние дни. Ей стало лучше, и даже появилась надежда забрать домой - хоть ненадолго. Возможно, она только притворилась, для сыновей.
В момент помрачения сознания ее голос менялся. Слабый, скрипучий. И этот голос медленно говорил:
- Жизнь, это миг вечности. Миг вечности. Прилетел ворон, и чистит клюв. Ворон сидит на ветке. Тысячу лет чистит клюв. Чистит и чистит свой клюв. Тысячу лет. И это - миг вечности.
Она говорила это долго, повторяя вновь и вновь. Когда-то, помню, ей нравился ворон. Его волшебные звуки. И я сам был заворожен этими огромными каплями его голоса. Над пустотой вулканических полей и таежных окраин. И песня эта, призрачно всё, им нравилась, они сами практически жили на Земле Санникова.
И странная вещь. У нас в коридоре висят большие часы. Где-то месяца полтора назад они остановились, и я махнул рукой. Пусть стоят. Батарейки плохие, или сами часы. Потом я уехал, а маму отвезли в больницу. Как она не хотела! "Ничего никому не говорите!" Сыновья потом узнали, вернулись. Общались недолго, пытались помочь. Деньги туда, деньги сюда. Лекарства, капельницы. А часы эти так и стоят до сих пор, их никто не трогал. Часовая, минутная и даже секундная стрелка. Я потом пригляделся, присмотрелся. И увидел, что это же самое время. С абсолютной точностью. Записано как момент смерти. Как миг смерти.
- Жизнь - это миг вечности...
Journal information