НИКОЛАЙ ПАЛКИН
Великий князь Николай Павлович к началу бунта снискал славу, как молодой, придирчивый солдафон, дрессирующий умных офицеров как лошадей. Его стали называть не Палыч, а Палкин. Надо учитывать, что у него за спиной было много неприятностей. Убийство отца, Наполеоновские войны, несостоявшееся обучение в Лицее, неприязненные отношения с польским братом Константином и великим братом Александром. Железный Александр казался вечным. Поскольку перспектив не намечалось, Николай сконцентрировался на парадной шагистике. Он был военный бихевиорист: муштровал преданных боевых роботов - и ненавидел самостоятельных и ярких личностей. Поэтому тех заговорщиков, которых Николай знал лично, он карал более сурово, считая предателями и выскочками.
Весть о смерти Александра была неожиданной и смутной. Курьеры не могли прояснить подробности. Поверх неё наложились сведения о давно созревшем заговоре. Начались смута междуцарствия, подстрекательство сверху и снизу, гражданские бунты, вооружённые мятежи, кабинетный саботаж. Константин заперся, и этим усугубил волнения, фактически совершив измену. И он действительно был не против, чтобы Российская Империя пала, а Королевство Польша приблизилось к Европе. И поставил под угрозу весь Дом Романовых.
Николай убедился, что кругом предатели. Во время декабрьского мятежа на него открыто нападали, прямо на улице. Он мобилизовал усвоенные сызмальства полководческие навыки и стал воевать. Сперва подавил мятеж в Петербурге. Это было очень непросто: 6 тысяч отборнейших подразделений мятежников – против 10 тысяч сторонников Николая. При плохом раскладе началась бы затяжная городская война, обрушивая страну в состояние смуты. Затем подоспели бы зарубежные враги. Но мятежников сломила артиллерия. И психологическое оружие. Они сами не понимали, за что бороться. Поводом для конфликта стала переприсяга. Оказалось, что по стране ходят распорядительные документы за подписью трёх императоров: Александра, Константина и Николая. Что же это за монархия? Кому подчиняться?
Затем Николай расследовал Заговор. Заговорщики недоумевали, что их называют «цареубийцы» – хотя царь не убит. Но Николай знал, что Александра на юге простудили, а затем свели в могилу. По заказу Южного Общества. Свита боевого императора обязана иметь средства от дождя, тёплую одежду, коньяк, а также действенные лекарства на все случаи полевой жизни. А не загадочные снадобья с мышьяком. Убивали и Николая: в него стреляли, на него пёрло войско отборных громил. По заказу Северного Общества. А полководца всё это не делает добрее. Он видел и как убили его эмиссаров, великих граждан. Наконец, Николай знал, что заморили императрицу Елизавету Алексеевну, которая могла бы сильно облегчить переход власти. Она осталась в Таганроге, потому что была отравлена и фактически задержана. А когда всё-таки сумела отправиться в Петербург, её доконали в Белёве, где 47-летняя женщина скончалась 4 мая 1826 года – «от болезни».
Всё это было ему неприятно как человеку, но выгодно как царю. Поэтому он действовал с размахом. Были схвачены многие тысячи военнослужащих. Кара вершилась сразу: их конвоировали, этапировали, запирали, заковывали, терзали унижениями, лишениями, доводили до полусмерти. Вместо суда был сложный фарс. Затем объявляли сентенцию. Однако Николай стал этим тяготиться. На его глазах страдали лучшие воины, выдающиеся граждане, заслуженные ветераны победы над Наполеоном. Пленённые в казематах, они посылали астральные проклятья. Их родственники надоедали просьбами и скрытыми угрозами. По всей стране ужесточались порядки. Воцарилась атмосфера ненависти и подавленности, отравлявшая Николаю победу над сложнейшей ситуацией и бесчисленными врагами.
Николай Павлович Романов был великаном. Говорят, его рост 205 см. Некоторые оспаривают. Я не измерял, судить не могу. Но факт в том, что великий князь сызмальства тренировался по-военному, имел парадную осанку, носил мундир, высокий головной убор, сапоги с каблуками (что обязательно для всадника), поэтому казался огромным. Возможно, подростку растягивали ноги. Это не так сложно, и часто применялось среди элиты. Плюс он был великаном психологическим: над всеми начальник, знающий все слабости, способный дознаться всех тайн.
Как всякий великан, Николай чувствовал себя неловко среди мелкоты, и роль жестокого разрушителя ему была неприятна. Он был не лишён эмпатии и духовной интуиции. Сперва он проявил себя выносливым и жёстким полководцем. Но вскоре выявилось, что он человек милостивый, даже робкий. Мог бы пролить реки крови, рубить головы и пытать собственноручно. Мог бы развязать большие войны, чтобы отправлять побольше граждан на верную смерть. Окружение было жестоким и требовало жёсткости. Однако Николай ограничился несколькими формальными казнями (NB: бескровными), войн великих не устраивал, и самолично смягчил судьбу сотен приговорённых. Это был конструктивный монарх. Но поскольку метакультура гиперпопуляции обожествляет кровавых диктаторов, Николай снискал историческую оценку - негативную.

СВЯЩЕННО КОРОНОВАННЫЙ
Молодой Николай - солдафон и любитель фортификаций, но, конечно, не старшина стройбата. Он получил элитное политическое и военное воспитание. В ходе коронации он прошёл мистические обряды (таинства). Названия соответствующие: священное коронование, венчание на царство, помазание на царство. Он знал великое множество фамильных и монарших тайн, совпадений и подлинных исторических странностей (ещё не замутнённых истматовцами). Поэтому был вовлечён в духовную жизнь куда глубже, чем мы.
Николаю донесли, что на Александра навёл порчу другой Александр, пророк и поэт, поэтому первый умер в той же постели, где ранее умирал второй, и от той же простудной болезни. Александр Сергеевич по пути в южную ссылку простудился. В Таганроге он слёг и чуть не умер, затем выздоравливал в Крыму, и всегда жаждал вернуться в Петербург. Александр Павлович тоже укреплял здоровье в Крыму, однако простудился. Поспешил вернуться в Петербург, но слёг в Таганроге и умер. Об этом, конечно же, газеты не писали. Зато написал Пушкин - предельно содержательно и лаконично. И канцелярия знала все детали, потому что генерал Раевский вёз Пушкина как официальный конвой, отчитывался и испрашивал на всё разрешения.
Императору это показалось нелепым. Пушкин был на три года его младше. Чиновник всего лишь 10-го класса, не сделавший карьеру, а опозоривший семью. Сослан в глушь под двойной надзор. Но умудрялся сноситься с заговорщиками. Декабристы сообщали о тлетворном влиянии его стихов. Поразительный негодяй! Однако за него хлопотали. И он сам дерзнул. В июне 1825 года Пушкин написал не слишком почтительное письмо Александру Первому со смутными намёками. Были и другие послания. А в 1826 году написал и Николаю – нахальное требование освободить его якобы из-за «рода аневризма» (Вересаев, т. 2, с.275). У военного человека это вызывало презрение. Но 4 мая умерла вдовствующая императрица Елизавета, по слухам, от аневризма. А 11 мая Пушкин пишет прошение, и тоже про аневризм!
Николай распорядился собрать сведения о Пушкине. И после доклада Дибича велел привезти его срочно, пока они в Москве. Через Псков это было весьма неудобно. Пришлось делать большой крюк. Проще было бы вызвать позже, в Петербург. Но Пушкина привезли срочно, именно как декабриста, хотя и без маринования в каземате. А если бы царь отлучился в тот день по более важным делам, опального коллежского секретаря могли бы запереть и в съезжую. Бунтовщиков намеренно привозили во дворец после тюремных мытарств, в унизительно неопрятном и шоковом состоянии. Когда оборванцев в кандалах вели через роскошные помещения, был шок для всех, потому что офицеров обязывали к безупречному обмундированию, и как раз Николай слыл самым требовательным эстетом.
ВНЕШНИЙ ВИД КОНВОИРУЕМОГО
Пушкина тоже привели унизительно: в дорожной одежде, небритого, истомившегося в карете. Однако Николай был поражён: Пушкин прекрасно выглядел! Император привык видеть бледных, зловонных арестантов с потухшим ненавидящим взором. А перед ним предстало чудо – юноша французской внешности, словно летний макизан. Загорелый, подвижный, маленький. Пахнущий дымком, табаком, путешествием. Густые длинные кудри. Прекрасные белые зубы, что было редкостью. Светлые живые глаза на очень смуглом лице сверкают испуганно и восхищённо. Пушкин ведь вырос во дворце, и соскучился по роскоши. Высокомерный и смущённый. Радостный от встречи с Москвой, и скорбный от предстоящего. Независимый, чудаковатый, но галантный и обаятельный. В общем, появился человек симпатичный, яркий и свежий, а главное — юнец: ниже Николая на полметра и по виду моложе на десяток лет.
Почему я так самоуверенно описываю его внешность, не будучи очевидцем? Это научная реконструкция, не хуже прочих. К сентябрю 1826 года Пушкин провёл несколько лет на юге, а затем в деревне, где его пестовала заботливая бабушка Арина. (Точнее, он называл Арину Родионовну «мамой», и утверждал, что она вскормила его грудью. Это интересный факт.) Барин не был лежебокой: зимой принимал ледяную ванну, а летом купался в озере, много ездил верхом, совершал терренкуры и пробежки, парился в бане. Лето 1826 года было чрезвычайно знойным. Горели леса и болота. Пушкин много плавал, загорал, тренировался. Очевидцы вспоминали «чудачества барина»: он высоко прыгал, махал руками, подбрасывал дубину. Носил повсюду тяжёлую металлическую палку. Кстати, выяснилось, что это не трость: Пушкин в Одессе раздобыл ствол старинного ружья (Вересаев, т.2., с. 220). Он делал из пистолета по сотне выстрелов в мишень, но не охотился. Следовательно, отрабатывал разнообразные боевые навыки. Фехтование, вольтижировка, стрельба, плавание, партизанское перемещение в лесу. При этом он сохранял невредимыми длинные ногти – что требовало особой концентрации внимания. Пушкин получал свежую, здоровую, домашнюю пищу, а не крашеную убоину в харчевне. Углубился в духовные темы, изучал Библию и жития святых. Но и общался с девушками. А может, и с парнями! В общем, Пушкин был в самом расцвете сил. А неожиданный приказ ехать к Императору вызвал мобилизацию организма, усиление тонуса. Пророк от этого становится красив.
Отсюда следует обоснованный вывод, что когда Пушкин в 1826 году прибыл в Москву, он выглядел неординарно, молодо и привлекательно, как спортсмен после длительного отпуска на курорте. И очень отличался от чахлого и северного кабинетного люда, и тем более - от арестантов.
Пушкин жаловался в документах на «род аневризма». На то были основания. Он несколько раз перенёс «гнилую лихорадку», то есть тиф, который вызывает сосудистые осложнения. Инспектор врачебной управы В.И. Всеволодов диагностировал у него варикоз нижних конечностей (Вересаев, т.2., с.277). Очевидно, Пушкин давал большую нагрузку на ноги, а затем подолгу сидел на жёстком, сдавливая выносящие вены. При этом курил, пил вино, работал с текстами. Такой режим усугубляет варикоз и вызывает боли, даже хромоту. Но у молодого человека всё это обратимо и без операций. А признаки настоящей аневризмы (допустим, аорты или церебральных артерий), болезненной и угрожающей жизни, у него не проявлялись.
ОЖИВШИЙ АНТИЧНЫЙ БОГ
Николай знал античную классику лучше нас. Он сразу обратил внимание, что Пушкин похож на Сатира или Пана. Перед ним будто стояла ожившая садовая скульптура. Инкарнация языческого божества. Пушкин сочинял и вёл себя именно как Сатир. Даже ноги похожи – подвижные маленькие ступни в сапогах на каблуках напоминали копытца.

Ещё Пушкин напоминал какого-то левантийского пророка. Библию Николай тоже знал лучше нас. И понял, что их разговор начинает повторять Евангелие. Он словно беседует с опальным Крестителем или схваченным Христом.
***
И спросили его: что же? ты Илия? Он сказал: нет. Пророк? Он отвечал: нет.
Сказали ему: кто же ты? чтобы нам дать ответ пославшим нас: что ты скажешь о себе самом?
Он сказал: я глас вопиющего в пустыне: исправьте путь Господу, как сказал пророк Исаия.
***
Тогда Пилат опять вошел в преторию, и призвал Иисуса, и сказал Ему: Ты Царь Иудейский?
Иисус отвечал ему: от себя ли ты говоришь это, или другие сказали тебе о Мне?
Пилат отвечал: разве я Иудей? Твой народ и первосвященники предали Тебя мне; что Ты сделал?
Иисус отвечал: Царство Мое не от мира сего; если бы от мира сего было Царство Мое, то служители Мои подвизались бы за Меня, чтобы Я не был предан Иудеям; но ныне Царство Мое не отсюда.
Пилат сказал Ему: итак Ты Царь? Иисус отвечал: ты говоришь, что Я Царь. Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать о истине; всякий, кто от истины, слушает гласа Моего.
***
О высочайшей аудиенции Пушкина рассказывали вещи противоречивые. Очевидно, потому что имелся договор о неразглашении. Сам Пушкин скупо сообщил: «Император долго беседовал со мною». И это самое главное! Исследователи утверждают, что аудиенция длилась почти два часа. Для мелкого чина 10-го класса это необычайно много! Даже генералы, высокие сановники были счастливы если монарх уделял им пару минут и намекал на одобрение. Важных подследственных из декабристов Николай допрашивал очень кратко, и сразу выносил решение. Почему же он так долго держал при себе Пушкина? Значит, получал особое удовольствие. И слушал загадочные истины. Разумеется, он потребовал декламировать стихи. О чём же ещё говорить с поэтом? Причём стихи требовались новые, неслыханные и прекрасные.
Анекдот свидетельствует, что Николай спросил Пушкина:
– Что же ты теперь пишешь?
– Почти ничего, ваше величество: цензура очень строга.
– Зачем же ты пишешь такое, чего не пропускает цензура?
– Цензура не пропускает и самых невинных вещей: она действует крайне нерассудительно.
Здесь логично предположить, что Николай раздражённо воскликнул: «Ну так прочти МНЕ!» – И тогда Пушкин продекламировал «Пророка». И добавил, что придумал это только что. Свита подтвердила: такого стихотворения никто не слышал, и в бумагах не найдено. А Пушкин умел декламировать очень красиво, мелодично. И здесь Николай снова поразился. Во-первых, оказалось, что Пушкин, которого сослали за богохульство, способен прямо на ходу сочинить крайне набожный и складный стих. Во-вторых, стих был чрезвычайно глубоким, прекрасным и даже пугающим. Казалось, что устами этого сатирика сам Господь молвит: «Се сын Мой возлюбленный, не трожь его!»
Государь Император считал, что сам он - помазанник Божий, ибо таков был его чин. Но он увидел, что перед ним – тоже какой-то помазанник божий, хотя и без царского чина, и непонятно, какого бога. Тогда он сказал: «Ты что – тоже пророк? А я что, Ирод? Или Пилат?» А Пушкин ответил, да, он замечал за обоими некоторые черты смутного сходства, но выносить оценки пока рано. Тем паче приговоры!
ОСОБЫЙ НАДЗОР
Николай понял, что Пушкин действительно мог сглазить Александра, и обижать такого посланца небес опасно. Люди смертны, а Николай ещё набрал силу. Эти античные глаза могут навести морок. Даже Победитель Императоров умер в постели Пушкина. Значит, не надо его класть и к своим ногам!
Он повёл беседу грамотно, изучающе. И соображал, как смягчить ситуацию, но не уронить себя в глазах света. Он выяснил, что Пушкин шутлив, но чрезвычайно честен и серьёзен в отношении истины. Тогда Николай изобразил широту души, и представил окружающим «своего» Пушкина. После чего отпустил его. Но не на свободу! Пушкина избавили от формального духовного и политического контроля. Однако взяли на особый контроль.
Говорят, что Пушкин был «прощён». Это неправда. Не за что было прощать. Ему не выдвинули никакого обвинения. Пушкин уже был в статусе давно осужденного и ссылошного. Нарушив условия почётной ссылки в Одессе, он находился под домашним арестом в фамильном имении, под надзором и губернатора, и арихиерея. Его было сложно сызнова обвинить в пособничестве заговору цареубийц. Это означало обвинить и надзирателей, и порученцев. Можно было объявить арест за связь с заговорщиками. Но формально Николай уже прекратил расследование по этому делу. Иначе пришлось бы пересажать всю аристократию. И формально имелось алиби - почти полная изоляция этой зимой. Наконец, Николай увидел не опасного негодяя, а штатского чудика, кардинально отличавшегося от семёновских громил или гусарских ветеранов.
Вдобавок этот юнец вызывал сентиментальное чувство. Будто младший брат, которого ненавидишь, но хочется помириться. Николай скорбел по Александру. Он только теперь осознал, как сложно быть русским монархом. А Пушкин тоже был Александр, александровский лицеист, добрый дворянин, да ещё и потомок Арапа, то есть ближайшего телохранителя и крестника Петра. В некотором роде – свояк. Карать такого человека только «за связь» было тягостно, скверно и сложно формально. Ритуал «Пушкин прощён» был неформальным, и заключался в том, что самодержец огласил снятие царской опалы.
При этом монарх понял, что Пушкин был заговорщиком в самом буквальном, народном смысле слова. Он чинил «заговор против царя» – как знахарь-колдун заговаривает болезнь. Надо было не вызывать его ярость, а постепенно потушить этот магнетический взор. Император взял подписку о верности и неразглашении, изобразил добряка. Но поручил надзор Бенкендорфу. Для Пушкина это был удар. Он бы охотно общался с Николаем лично. Но Бенкендорфа он знал только заочно, и презирал. Поэтому отправлять ему свои рукописи, присовокупляя подобострастные прошения удостоить внимания и одобрения, было выше его сил. Выяснилось, что без визы этого тайного, но всем известного надзирателя Пушкин лишён права даже читать новые вирши вслух. Что для поэта гибельно. Никакой свободы не было. Вместо кандалов его опутали тайные сети. Стало ещё хуже. Его душили в объятиях. Пушкин начал сопротивляться. Но это уже совсем другая история.
МАГИЧЕСКИЕ ПОСЛЕДСТВИЯ
К событиям 1826 года Пушкин испытывал любовь и ненависть. Он чуть не погиб, но извернулся. Его освободили из плена, однако снова будто похоронили заживо. Погибающий Пророк взывает к Богу. Тот слышит. Образуется связь. Как алмазная пила, она прорезает стены темницы. Разрушительный резонанс проникает в прошлое и будущее. Тюремщики знают об этом и потому стараются осквернить душу святого арестанта. Но проклятия Пророка имеют огромную инерцию. И сбываются медленно, когда он сам уже этому не рад. А отменить его приговор нельзя. Проклинает некто великий, богоравный. А пощады просит некто слабый, мирской, чья магия ничтожна. Об этом Пушкину постоянно напоминала карточная игра. Он пытался понять, почему смертная тоска его может сдвинуть горы, а ломберный кайф не позволяет выиграть и мелочишку. Тайна открылась после выстрела на Чёрной Речке. Тогда он снова сдвинул горы. Вокруг себя. Их даже так и назвали – Пушкинские Горы.
В Горнем мире нет хода времени и нет пространства. Кто туда проник, не ведает преград. Пушкин шагнул в прошлое — и Царь-Колокол лопнул, символизируя безгласого поэта. Сделал несколько шагов в будущее, и появились копии Царь-Пушки. Одна даже выпалила - и пробилась в Книгу Рекордов. Заглянул в другую эпоху - и одобрил восстановление старомодного и неудобного названия "Санкт-Петербург". Хотя имелись сильные альтернативы. Отступил обратно на Ивановскую - и на траверзе Петербурга заполыхал огонь. Много чего ещё натворил этот творец, но велел пока не оглашать.
А поскольку 8 сентября 1826 года в Чудовом дворце явилось подлинное чудо, знающие люди считали это здание сакральным. Большевики, точнее, воинствующие атеисты, решили взорвать его. Заодно продали осколки коллекционерам и показали эсерам, кто в доме хозяин. Произошло это в 1929 году. На том месте построили 14-й корпус Кремля для сборищ новых военно-мистических обществ. Сперва там собирались троцкисты, затем их прямые враги, позднее – ельцинисты, да и многие другие. Всё - в секрете. А на театральной сцене по ночам устраивали закрытые показы чего-то весьма открытого. В общем, накопились основания – снести до основания. В 2015 году корпус аккуратно распилили алмазными пилами. И добрались до чудесного фундамента Чудова монастыря. А там открылось такое! Можете убедиться сами.
Journal information